— Знаешь, — сказала Настасья, — мы с дедушкой когда-то смотрели один давнишний фильм про британского суперагента Джеймса Бонда: «Никогда не говори никогда».

Макс опять усмехнулся и явно хотел что-то возразить. Но — тут он, введя пароль, открыл первый файл с диска профессора Королева. Да так и замер с полуулыбкой на губах — ничего не сказал. Только принялся открывать все файлы один за другим.

Он не вставал с места, пока Настасья принимала душ и заказывала еду из вагона-ресторана. Даже не среагировал на её предложение поужинать с ней вместе. Не глядел в окна с тонированными стеклами, за которыми мелькали темные массивы лесов и светлые промельки жилых домов и дорог. Он вообще вряд ли замечал, что они едут.

Но сама-то Настасья смотрела во все глаза — то на Макса, то на пейзаж за окном. И невольно ахнула, когда их поезд подъехал к Москве. Великий город, Третий Рим — он даже теперь, даже обозреваемый из вагона поезда, поражал воображение. Это было не просто световое море — это была световая галактика, поглотившая Новый Китеж, как звездное небо поглощает пролетающую комету. Циклопических размеров дома — самые настоящие небоскребы — стояли здесь наособицу, отдельно от остальных. А большую часть светового сонмища составляли строения относительно небольшой этажности — Настасья даже из поезда с удивлением разглядела двух- и трехэтажные здания: диковину для любого мегаполиса. Транспортные реки — бело-красные — начали уже оскудевать в это время суток, и всё равно — являли собой аналог Perpetuum Mobile: вечного двигателя, который, по словам Настасьиного дедушки, никому в мире не удавалось еще сконструировать.

«Любой большой город — это и есть перпетуум мобиле, — подумала Настасья. — Покуда в нем остаются люди…»

Только при въезде в Москву Макс наконец-то оторвался от компьютера и поднял глаза к окну. А потом повернулся к Настасье.

— Я знаю, как это можно будет применить, — сказал он. — Процедуру потребуется доработать, но я знаю — как.

И тут Новый Китеж стал замедлять ход.

14

К удивлению Ньютона, профессор заметил приближение «Нового Китежа» раньше, чем он сам. Длинной темной массой, как водяной удав анаконда, состав катился по запасному пути. И они с Королевым оба поднялись со своих ящиков, сделали несколько шагов к рельсам — и так замерли.

Поезд проехал по запасному пути еще немного, скрипя тормозными колодками. А потом, слегка дернувшись перед самой остановкой, застыл на месте. Окна состава оставались затемненными, и двери вагонов никто не открывал. Ньютон знал: сперва окружающую обстановку оценит служба безопасности поезда, которую возглавляет Огюст Дюпен. И только потом специальный наряд выйдет забирать подготовленные для Нового Китежа грузы, а охрана всё это время будет нести службу в усиленном режиме.

Они с профессором сделали к поезду несколько шагов, и почти в тот же самый момент двери ближайшего к ним вагона распахнулись. Петр Королев издал громкий потрясенный возглас — и остановился так резко, будто налетел на прозрачную стену.

В распахнутых дверях выгона рядом с охранником в темно-синей форме стоял юноша необыкновенной красоты. А из-за его плеча выглядывала девушка — совершенно ему под стать. Она смотрела исключительно на Королева. А вот юный красавец вперил взор в самого Ньютона — и виноватое выражение незнакомых, почти мальчишеских глаз тот мгновенно узнал.

— Макс? — Голос Ньютона прозвучал так тихо, что он сам себя едва услышал. — Максимка, это ты?

Однако юный Адонис его услыхал. Теперь во взгляде его мелькнуло смущение, но почти сразу он расплылся в улыбке.

— Давно не виделись, папа, — сказал он. — Но это — всё еще я.

А затем его мальчик отступил немного сторону, пропуская вперед девушку, которая мгновенно скатилась по ступенькам и кинулась к профессору — который заключил её в объятья.

И только после этого новый Макс спустился на землю сам и подошел к отцу.

— Надеюсь, папа, — сказал он, — ты с нами вместе прокатишься?

— Прокачусь — когда прибудет мой багаж, — сказал Ньютон и, недолго думая, по-медвежьи облапил этого юношу, в котором только выражение глаз да манера речи выдавали его сына.

15

Макс понимал, что уступает своей привычке к театральным эффектам. Но, тем не менее, попросил всех, с кем он хотел побеседовать, собраться в вагоне-ресторане Нового Китежа. Не мог он отказать себе в удовольствии хотя бы частично воспроизвести сцену из «Восточного экспресса». Он и ощущал себя почти Эркюлем Пуаро, разве что — без нафабренных усов. Ну и, конечно, немалая ирония содержалась в том, что мнимый Пуаро оказался в компании с Огюстом Дюпеном — тоже мнимым.

А часом ранее подчиненные Дюпена доставили к запасному пути Николаевского вокзала четверых упакованных гостей в минивэне с логотипом фирмы «Законы Ньютона» — плюс одного покойника, которого тоже пришлось забрать с собой. И сразу после этого поезд тронулся: нужно было соблюдать расписание.

Огюст Дюпен отправил троих живых клевретов Розена в кутузку: этим неоархаичным словом на Новом Китеже именовалось небольшое зарешеченное отделение, почти всегда пустовавшее. Застреленного же мужчину пришлось временно поместить в один из поездных холодильников. А все остальные новоприбывшие — включая Розена, с пластиковыми стяжками на запястьях, — расселись за столиками. И даже Гастон, хоть и выспавшийся днем, снова устроился дремать возле ног Настасьи — рядом с которой сидел Королев, уже успевший пообщаться и со своей внучкой, и с самим Максом.

— Я безмерно рад, — говорил теперь профессор, пока поезд мчался сквозь темные просторы к Санкт-Петербургу, — что вы, Максим Алексеевич, готовы оказать мне содействие в завершении моих исследований.

Розен так и зыркнул на Королева, хоть и промолчал — помнил, должно быть, как ему заклеивали скотчем рот. И Макс, перехватив этот его взгляд, сказал:

— А насчет вас, сенатор, у меня были сомнения: звать вас на эту встречу или нет. Собственно, кое-кто, — он бросил взгляд на Настасью и её деда, — был категорически против. Но я решил: вам нужно знать, каковы ставки в этой игре. Невзирая на то, как она для вас закончится.

Розен сидел прямо, глядел дерзко. Неспроста этот человек сделался лидером добрых пастырей.

— Я скажу, чем всё закончится для Рябовой Марьи Петровны, — заявил он, вздернув подбородок и оглянувшись на деда с внучкой.

Настасья при этих словах переменилась в лице, однако удивления не выказала. Дед уже сообщил ей: существование её матери в виде безликого существа продолжается по сей день. И Макс гадал, как он объяснил внучке свое девятилетнее молчание о том, что её мать